На самом деле я знал, что они были евреями. Кадоры помогали финансировать программы в синагоге, в которую я ходил в Гонконге, пока жил там как репортер.
Тогда у меня не было возможности узнать больше о Кадори. Мои репортажи привели меня в Берлин, где я освещал падение Берлинской стены и крах коммунизма в России и Восточной Европе. Я не возвращался в Китай почти пятнадцать лет, даже когда он вновь возник и зашевелился.
В 2002 году я снова оказался в Шанхае, чтобы освещать подъем Китая как мировой экономической державы для The Wall Street Journal. Мой репортаж привел меня в район, удаленный от набережной и от суеты деловых кварталов. Китай начал понимать достоинства туризма и вновь открыл синагогу, построенную другой еврейской семьей, Сассунами, в 1920-х годах. Коммунистическое правительство превратило синагогу в музей.
Над входом были вырезаны ивритские буквы, но внутри здание было лишено всяких признаков того, чем оно когда-то было. На втором этаже находилась небольшая библиотека с пожилым служителем-китайцем. Мы сели за стол и разговорились о его воспоминаниях. Он вспомнил, что в 1949 году, до революции, в Шанхае жили еврейские семьи. Он работал на некоторых из них, зажигая печи, потому что, по его словам, по субботам они почему-то не могли этого делать. Как я понял, он был "шаббос гой" - нееврей, нанятый соблюдающими евреями для выполнения определенных работ, которые еврейский закон запрещает им делать в субботу.
Я спросил его, знакома ли ему фамилия Сассун. Как я узнал, это была богатая семья, которая построила и владела отелем "Мир" до того, как коммунисты захватили власть.
"Конечно", - сказал он. "Отель "Катай"". Он использовал название, которое было дано отелю, когда он только открылся, в 1930-х годах, до того, как коммунисты переименовали его. "Все знали имя Сассун", - сказал он и выразительно кивнул.
В Шанхае была основана коммунистическая партия, и богатство, которым наслаждались Сассуны, резко контрастировало с нищетой, голодом и отчаянием, которые стали причиной победы коммунистов. "Вы ненавидели их, их богатство?" - спросил я. спросил я. Он кивнул. Это было неудивительно.
В памяти еще свежи были воспоминания о разговорах с пожилыми немцами, чехами и поляками, все еще отравленными антисемитизмом, и я осторожно спросил: "Вы ненавидели их, потому что они были евреями?"
Он сделал задумчивую паузу.
"Нет", - сказал он. "Мы ненавидели их, потому что они были британскими империалистами".
На улице, когда я уходил, я заметил двух пожилых китаянок, перебиравших фрукты на ближайшем рынке. Они выглядели достаточно старыми, чтобы, как и смотрительница, помнить Шанхай до того, как коммунисты захватили город в 1949 году.
Я подошел к ним и с помощью своего китайского помощника объяснил, что посещаю здание старой синагоги. До "Освобождения", как китайцы называют победу коммунистов в 1949 году, в этом районе могли жить евреи. Помнят ли они об этом?
"Вы вернулись за мебелью?" - спросила одна из женщин.
"Что вы имеете в виду?" спросил я, озадаченный.
Она взвалила на руки два мешка с продуктами и, отказавшись от моего предложения помочь донести их, грубо направила нас через дорогу и вверх по лестнице в единственную комнату, где она жила. Очевидно, когда-то она была частью большой квартиры. Теперь же первоначальная квартира была разделена на несколько комнат с перегородками из фанеры и ткани, чтобы разместить полдюжины семей. Двуспальная кровать красного дерева времен Второй мировой войны занимала один из углов комнаты, рядом с ней стоял комод.
"Еврейский народ жил здесь", - говорит она. "Потом они уехали.
Они оставили мебель". Я быстро посоветовался со своим китайским помощником. Имела ли она в виду, что евреев забрали, депортировали китайцы или японцы? Взяли в лагеря, заставили исчезнуть или убили?
Нет, нет, - объяснила женщина. "Они жили здесь во время войны.
После освобождения евреи остались на некоторое время, а потом уехали. В Израиль, в Палестину. Далеко-далеко". Она снова указала на кровать и сундук из красного дерева.
"Вы вернулись за мебелью?" В каком-то смысле, наверное, да.
- - -
На протяжении десятилетий коммунистические правители Китая замалчивали истории Сассунов и Кадори, двух соперничающих иностранных семей, которые приехали в Китай в XIX веке и стали династиями. Они нарисовали век, который сформировали эти семьи, - от окончания Первой опиумной войны в 1842 году, открывшей Китай для Запада, до прихода к власти коммунистов в 1949 году - широкой кистью пропаганды. Они стерли историю и, подобно политикам во всем мире, мобилизовали поддержку, ссылаясь на национальные мифы и истории. В классах начальной школы по всему Китаю висит плакат, на котором написано: WU
ВАН ГУО ЧИ - НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАТЬ О НАЦИОНАЛЬНОМ УНИЖЕНИИ.
Руководство хочет, чтобы школьники помнили, как иностранцы вроде Кадури и Сассунов жили в роскоши, эксплуатируя китайский рабочий класс и заключая китайских граждан в нищету, невежество и опиумную дымку. Только когда Мао и его преданная армия коммунистических партизан свергли этих алчных капиталистов, Китай снова встал на ноги. По мере роста могущества Китая и усиления его соперничества с Соединенными Штатами понимание историй, которые он рассказывает, приобретает важное значение. Они могут помочь нам понять, что заставляет Китай работать. Выяснение правды, стоящей за ними, также может подсказать иные способы взаимодействия с Китаем и Китая с миром.
В китайской коммунистической версии истории есть много правды. Но есть и другие истины. Шанхай был плавильным котлом Китая, тиглем, в котором сошлись все силы, формировавшие Китай, - капитализм, коммунизм, империализм, иностранцы и национализм. К 1895 году в Шанхае была современная трамвайная система и газовые заводы, не уступавшие лондонским. К 1930-м годам под руководством тайпана Виктора Сассуна здесь появились небоскребы и линия горизонта, которая соперничала с чикагской. Это был четвертый по величине город в мире. В то время как весь остальной мир погрузился в Великую депрессию, правительство Чан Кай-ши совместно с Сассунами стабилизировало валюту и создало экспортный бум. Шанхай стал китайским Нью-Йорком, столицей финансов, торговли и промышленности. Он также стал китайским Лос-Анджелесом, столицей популярной культуры. В 1920-1930-е годы шанхайские издательства выпустили более 10 000 брошюр, газет и журналов. Его киностудии выпускали сотни фильмов, многие из которых снимались в вестернизированном городе. Колледжи процветали. Процветала и политика. Международная концессия Шанхая управлялась как деловая республика. Совет из семи членов, состоящий из бизнесменов, включая представителей Сассунов, управлял городом независимо от китайских законов. Парадоксально, но это означало относительно либеральную политическую атмосферу, защищавшую китайских активистов, реформаторов и радикалов от жестких ограничений со стороны националистического китайского правительства на свободу
